Серия "Карьера Мота"

«Карьера мота» (1735) - нравственно-сатирическая серия из восьми гравюр, выполненная Хогартом по собственным картинам. Она рассказывает историю городского повесы Тома Рэйкуэлла, эсквайра, который, став богатым наследником, не смог разумно распорядиться деньгами. 

По оригиналу Уильяма Хогарта 1735 Гравер Уильям Генри Уортингтон (Worthington, William Henri), около 1795-около 1839 Лист 3. Сцена в таверне Офорт

Томас Рэйкуэлл, герой серии, бессердечен и глуп. Отец Тома, не имея ни наследственного капитала, ни знатных родителей, разбогател не очень давно и был скуп. Едва похоронив отца, юный Том сладострастно начинает жизнь богача. Он покидает некогда соблазненную девицу Сару Янг, модно отделывает старый купеческий дом, шьет ослепительные костюмы. К услугам Тома – танцмейстер, придворный садовод, знаменитый пианист. Таково краткое содержание двух первых листов.

Естественное следствие легко доставшегося богатства – распутство. Во главе пиршественного стола – растерзанный и пьяный Том Рэйкуэлл. В его разнузданном пиршестве принимают участие женщины, много женщин, красивых, молодых и совершенно безнравственных. Женщины пьяны, одна из них почти раздета и лениво натягивает чулки, ее веселые подруги развлекаются каждая на свой лад, а две из них, овладев впавшим в блаженный транс Томом, с профессиональной уверенностью очищают его карманы. В этой сцене масса смешных подробностей, которые заставили в свое время не одного лондонца громко хохотать. Это и безобразная поза Рэйкуэлла, закинувшего на стол ногу в спущенном чулке, и лакающая пунш прямо из большой медной чаши уже и без того пьяная дама, и пикантные предметы женского туалета, разбросанные на полу.

По оригиналу Уильяма Хогарта 1735 Гравер Генри Адлард (Adlard, Henry), работал в Лондоне с 1828 по 1869 Лист 4. Арест за долги Офорт

Здесь Хогарт, будто раскаиваясь в недостаточно обличающей силе предыдущей сцены, сталкивает добро и зло и делает это с назидательной наивностью. Ему непременно хочется восславить добродетель. И вот Сара Янг, отвергнутая возлюбленная, с презрением выгнанная из дома разбогатевшего Рэйкуэлла еще в первой картине, становится ангелом-хранителем развратного мерзавца. Любовь ее бескорыстна и деятельна. В ту самую минуту, когда пристав останавливает портшез Тома, чтобы арестовать его за долги, великодушная жертва спасает своего соблазнителя, отдавая кошелек с последними деньгами блюстителям закона.

По оригиналу Уильяма Хогарта 1735 Гравер Том Филибраун (Phillibrown, Thomas), активно работал 1834-1860 Лист 5. Обручение со старой девой Офорт

Естественное следствие разорения — поиски невесты с большим приданым. И чем бедственнее положение жениха, тем меньше его требования к внешности и возрасту невесты. Поблекший и пообтрепавшийся Том женится на горбатой, старой и кривой на один глаз даме. Банальная ситуация. Для пущей трогательности момента художник приводит в церковь, где происходит венчание, все ту же верную Тому девицу (уже с младенцем), которую грубо выталкивают вон. Лист заполняют откровенно сатирические фигуры — священник с многозначительно-глупым лицом, в очках и с отвислой губою; клерк, худой, нескладный и уродливый человек; новобрачный, смотрящий на невесту с заметным страхом в предвкушении расплаты за приобретаемый капитал.

При переводе Хогартом живописного изображения в гравюру горбунья-невеста превратилась в омерзительную смешную карлицу, лишенную начисто напряженной и трагической душевной жизни. В картине ее лицо было единственным действительно потрясающим — безнадежно некрасивым, но исполненным робкой надежды на крохотную долю радости, пусть даже купленной за деньги.

По оригиналу Уильяма Хогарта 1735 Гравер Уильям Редклифф (Radclyffe, William), 1780-1855 Лист 6. Сцена в игорном дом Офорт

В этой сцене распутник проигрался дотла. Упав на одно колено, в нелепой и патетической позе, он посылает проклятия немилостивому небу. Его парик свалился на пол, и на голой голове сияет отблеск свечей.

Сам же Том – при всей мелодраматичности позы – живой, страдающий человек, внушающий ужас. В отличие от своей предшественницы Мэри Хэкэбаут, до самой смерти сохранившей облик юной простушки, Рэйкуэлл не властен над временем. На его лице – тени бессмысленно прожитых лет. Именно то, что принято называть «следами губительных страстей», читается на физиономии Тома, некогда такой свежей и не отягченной мыслями. И рядом с этим лицом другие выглядят наивными масками единственного чувства – радости, алчности или тоски. 

По оригиналу Уильяма Хогарта 1735 Гравер Генри Адлард (Adlard, Henry), работал в Лондоне с 1828 по 1869 Лист 7. Сцена в тюрьме Офорт

В этой сцене царит непобедимая безысходность. Все кончено. Мальчишка рассыльный требует деньги за принесенное пиво, тюремщик – возмещения судебных расходов. На столе письмо от издателя, в котором говориться, что пьеса Тома – оказывается, он пробовал писать пьесы (впрочем, это принято было в свете) – прочитана и отвергнута. Пылятся в углах наивные приборы для добывания «философского камня», на пологе кровати – пара крыльев: то ли символ мечты о свободе, то ли примитивный прибор для побега, не принесший успеха. Вездесущая мученица Сара Янг бьется в судорогах, дитя рыдает у ее ног, а уродливая и брызжущая яростью жена узника (уже совсем не похожая на поразительное создание в сцене венчания) изрыгает проклятия и размахивает кулаками. Но это еще не возмездие.

По оригиналу Уильяма Хогарта 1735 Гравер Г.Фернел (Fernell, H.), XIX Лист 8. Сцена в сумасшедшем доме Офорт

В этой сцене Хогарт бросает беспутного Рэйкуэлла в дом умалишенных – знаменитый лондонский Вифлеемский госпиталь на Ламбет-роуд, в просторечии именуемый бедламом. Нередкое у Хогарта отсутствие связи между персонажами оборачивается здесь неожиданно впечатляющей стороной: ни один из безумцев не видит, не чувствует присутствия другого, он совершенно одинок. Кого только нет среди этих людей, заточенных в болезнь куда прочнее, чем в стены лечебницы! Скорчившийся на соломе фанатик, с судорожной, почти физической страстью молящийся на деревянный крест, украсил свою келью-тюрьму лубочными изображениями святых; лунатик, что-то рисующий на стене; безумец в соломенной короне.

И тут же – естественно, на авансцене – растерзанный, почти голый, с позорно выбритой головой, с закованными ногами, смеющийся и плачущий, потерявший рассудок Том. И рядом с ним, свидетельствуя великое торжество добродетельной и неколебимой преданности, простодушная и верная Сара Янг, святая женщина, олицетворение нравственного начала. Но самое, наверное, чудовищное – это присутствие в обители мук и кошмаров двух вполне респектабельных, душистых и кокетливых дам. Они отнюдь не безумны! Они пришли сюда из любопытства, для них это зрелище так забавно и так щекочет нервы! Так кончается история Томаса Рэйкуэлла, эсквайра.